Неточные совпадения
Тогда Самгин, пятясь, не сводя глаз с нее, с ее топающих
ног, вышел за дверь, притворил ее, прижался к ней спиною и долго стоял
в темноте, закрыв глаза, но четко и ярко видя мощное тело женщины, напряженные, точно раненые, груди, широкие, розоватые бедра, а рядом с нею — себя с растрепанной прической, с открытым ртом на сером потном лице.
В темноте под
ногами заскрипели ступени лестницы, распахнулась еще дверь, и Самгина ослепил яркий луч солнца.
— А голубям — башки свернуть. Зажарить. Нет, —
в самом деле, — угрюмо продолжал Безбедов. — До самоубийства дойти можно. Вы идете лесом или — все равно — полем, ночь,
темнота, на земле, под
ногами, какие-то шишки. Кругом — чертовщина: революции, экспроприации, виселицы, и… вообще — деваться некуда! Нужно, чтоб пред вами что-то светилось. Пусть даже и не светится, а просто: существует. Да — черт с ней — пусть и не существует, а выдумано, вот — чертей выдумали, а верят, что они есть.
— Неужели — воры? — спросил Иноков, улыбаясь. Клим подошел к окну и увидал
в темноте двора, что с ворот свалился большой, тяжелый человек, от него отскочило что-то круглое, человек схватил эту штуку, накрыл ею голову, выпрямился и стал жандармом, а Клим, почувствовав неприятную дрожь
в коже спины,
в ногах, шепнул с надеждой...
Круг все чаще разрывался, люди падали, тащились по полу, увлекаемые вращением серой массы, отрывались, отползали
в сторону,
в сумрак; круг сокращался, — некоторые, черпая горстями взволнованную воду
в чане, брызгали ею
в лицо друг другу и, сбитые с
ног, падали. Упала и эта маленькая неестественно легкая старушка, — кто-то поднял ее на руки, вынес из круга и погрузил
в темноту, точно
в воду.
Кутузов, задернув драпировку, снова явился
в зеркале, большой, белый, с лицом очень строгим и печальным. Провел обеими руками по остриженной голове и, погасив свет, исчез
в темноте более густой, чем наполнявшая комнату Самгина. Клим, ступая на пальцы
ног, встал и тоже подошел к незавешенному окну. Горит фонарь, как всегда, и, как всегда, — отблеск огня на грязной, сырой стене.
Она
в темноте искала ступенек
ногой — он шагнул из беседки прямо на землю, подал ей руку и помог сойти.
Станция называется Маймакан. От нее двадцать две версты до станции Иктенда. Сейчас едем. На горах не оттаял вчерашний снег; ветер дует осенний; небо скучное, мрачное; речка потеряла веселый вид и опечалилась, как печалится вдруг резвое и милое дитя. Пошли опять то горы, то просеки, острова и долины. До Иктенды проехали
в темноте, лежа
в каюте, со свечкой, и ничего не видали. От холода коченели
ноги.
Когда обливаешься вечером,
в темноте, водой, прямо из океана, искры сыплются, бегут, скользят по телу и пропадают под
ногами, на палубе.
По трапам еще стремились потоки, но у меня
ноги уж были по колени
в воде — нечего разбирать, как бы посуше пройти. Мы выбрались наверх:
темнота ужасная, вой ветра еще ужаснее; не видно было, куда ступить. Вдруг молния.
Вдруг
в одном месте я поскользнулся и упал, больно ушибив колено о камень. Я со стоном опустился на землю и стал потирать больную
ногу. Через минуту прибежал Леший и сел рядом со мной.
В темноте я его не видел — только ощущал его теплое дыхание. Когда боль
в ноге утихла, я поднялся и пошел
в ту сторону, где было не так темно. Не успел я сделать и 10 шагов, как опять поскользнулся, потом еще раз и еще.
В полной
темноте я не видел дороги и ощупывал ее только
ногой.
Когда идешь по тайге днем, то обходишь колодник, кусты и заросли.
В темноте же всегда, как нарочно, залезешь
в самую чащу. Откуда-то берутся сучья, которые то и дело цепляются за одежду, ползучие растения срывают головной убор, протягиваются к лицу и опутывают
ноги.
— Ступай посмотри, что это такое? — сказал отец старшему брату… Тот двинулся было
в темноту, но вдруг со всех
ног кинулся
в дверь, растолкал нас и исчез.
На следующий вечер старший брат, проходя через темную гостиную, вдруг закричал и со всех
ног кинулся
в кабинет отца.
В гостиной он увидел высокую белую фигуру, как та «душа», о которой рассказывал капитан. Отец велел нам идти за ним… Мы подошли к порогу и заглянули
в гостиную. Слабый отблеск света падал на пол и терялся
в темноте. У левой стены стояло что-то высокое, белое, действительно похожее на фигуру.
Сердито сдернув с плеч рубаху, он пошел
в угол, к рукомойнику, и там,
в темноте, топнув
ногою, громко сказал...
Сейчас же улегшись и отвернувшись к стене, чтобы только не видеть своего сотоварища, он решился, когда поулягутся немного
в доме, идти и отыскать Клеопатру Петровну; и действительно, через какие-нибудь полчаса он встал и, не стесняясь тем, что доктор явно не спал, надел на себя халат и вышел из кабинета; но куда было идти, — он решительно не знал, а потому направился, на всякий случай,
в коридор,
в котором была совершенная
темнота, и только было сделал несколько шагов, как за что-то запнулся, ударился
ногой во что-то мягкое, и вслед за тем раздался крик...
По мере того как наступала
темнота, комната моя становилась как будто просторнее, как будто она все более и более расширялась. Мне вообразилось, что я каждую ночь
в каждом углу буду видеть Смита: он будет сидеть и неподвижно глядеть на меня, как
в кондитерской на Адама Ивановича, а у
ног его будет Азорка. И вот
в это-то мгновение случилось со мной происшествие, которое сильно поразило меня.
Стоя под ее низкими, густыми ветвями, я мог хорошо видеть, насколько позволяла ночная
темнота, что происходило вокруг; тут же вилась дорожка, которая мне всегда казалась таинственной: она змеей проползала под забором, носившим
в этом месте следы перелезавших
ног, и вела к круглой беседке из сплошных акаций.
Я ухватился за ключ
в двери шкафа — и вот кольцо покачивается. Это что-то напоминает мне — опять мгновенный, голый, без посылок, вывод — вернее, осколок: «
В тот раз I — ». Я быстро открываю дверь
в шкаф — я внутри,
в темноте, захлопываю ее плотно. Один шаг — под
ногами качнулось. Я медленно, мягко поплыл куда-то вниз,
в глазах потемнело, я умер.
Я слышал свое пунктирное, трясущееся дыхание (мне стыдно сознаться
в этом — так все было неожиданно и непонятно). Минута, две, три — все вниз. Наконец мягкий толчок: то, что падало у меня под
ногами, — теперь неподвижно.
В темноте я нашарил какую-то ручку, толкнул — открылась дверь — тусклый свет. Увидел: сзади меня быстро уносилась вверх небольшая квадратная платформа. Кинулся — но уже было поздно: я был отрезан здесь… где это «здесь» — не знаю.
Рубаха на Василье была одна розовая ситцевая, и та
в дырах, на
ногах ничего не было, но тело было сильное, здоровое, и, когда котелок с кашей снимали с огня, Василий съедал за троих, так что старик-караульщик только дивился на него. По ночам Василий не спал и либо свистал, либо покрикивал и, как кошка, далеко
в темноте видел. Paз забрались с деревни большие ребята трясти яблоки. Василий подкрался и набросился на них; хотели они отбиться, да он расшвырял их всех, а одного привел
в шалаш и сдал хозяину.
На допросах следователя он тоже был не похож на других арестантов: он был рассеян, не слушал вопросов; когда же понимал их, то был так правдив, что следователь, привыкший к тому, чтобы бороться ловкостью и хитростью с подсудимыми, здесь испытывал чувство подобное тому, которое испытываешь, когда
в темноте на конце лестницы поднимаешь
ногу на ступень, которой нету.
Потом, когда он вырвал
ногу и приподнялся, на него
в темноте спиной наскочил какой-то человек и чуть опять не сбил с
ног, другой человек кричал: «коли его! что смотришь?» Кто-то взял ружье и воткнул штык во что-то мягкое.
Анна с Бахтинским шли впереди, а сзади их, шагов на двадцать, комендант под руку с Верой. Ночь была так черна, что
в первые минуты, пока глаза не притерпелись после света к
темноте, приходилось ощупью
ногами отыскивать дорогу. Аносов, сохранивший, несмотря на годы, удивительную зоркость, должен был помогать своей спутнице. Время от времени он ласково поглаживал своей большой холодной рукой руку Веры, легко лежавшую на сгибе его рукава.
…Ночь. Лампа зачем-то поставлена на пол, и изо всех углов комнаты на её зелёное пятно, подобное зоркому глазу Тиунова, сердито и подстерегающе смотрит тёплая
темнота, пропахнувшая нашатырём и квашеной капустой. Босый, без пояса, расстегнув ворот рубахи, на стуле
в ногах кровати сидит Максим, то наклоняя лохматую голову, то взмахивая ею.
Попасть на чердак не стоило ни малейшего труда, стоило только лечь грудью на край навеса, спустить
ноги в отверстие кровли — и делу конец: несравненно труднее было найти
в темноте ход
в сени.
Но зачем так ярки сны? Видит Елена Петровна, будто ночью забеспокоилась она о Саше и
в темноте, босая, пошла к нему
в комнату и увидела, что смятая постель пуста и уже охолодала. Подогнулись
ноги, села на постель и тихо позвала...
Молчали; и уже чувствовали, как немеют
ноги от дальнего пути. Справа от шоссе то ли сгустилась, то ли посерела тьма, обрисовав кучу домишек; и
в одном окне блестел яркий и острый, как гвоздь, огонь — один на всю необъятную
темноту ночи. Колесников остановился и схватил Сашу за руку...
Кто-то
в темноте копошится
в ногах, чем-то тяжелым и теплым прикрывает озябшее тело: кто это?
Солдат молчал. Действительно,
в углу кареты,
в темноте, прижималось что-то маленькое, неподвижное, но живое — при косом луче от фонаря блеснул открытый глаз. Усаживаясь, Вернер толкнул
ногою его колено.
И, глядя
в темноту, далеко перед собою, остановившимся, напряженным взглядом, так же медленно протянул руку, нащупал рожок и зажег свет. Потом встал и, не надевая туфель, босыми
ногами по ковру обошел чужую незнакомую спальню, нашел еще рожок от стенной лампы и зажег. Стало светло и приятно, и только взбудораженная постель со свалившимся на пол одеялом говорила о каком-то не совсем еще прошедшем ужасе.
Иногда он говорил час и два, всё спрашивая: слушают ли дети? Сидит на печи, свеся
ноги, разбирая пальцами колечки бороды, и не торопясь куёт звено за звеном цепи слов.
В большой, чистой кухне тёплая
темнота, за окном посвистывает вьюга, шёлково гладит стекло, или трещит
в синем холоде мороз. Пётр, сидя у стола перед сальной свечою, шуршит бумагами, негромко щёлкает косточками счёт, Алексей помогает ему, Никита искусно плетёт корзины из прутьев.
Положив на скамью мёртвые
ноги бывшего хозяина, Тихон сплюнул, снова сел, тыкая рукою
в шапку,
в руке его что-то блестело. Артамонов присмотрелся: это игла, Тихон
в темноте ушивал шапку, утверждая этим своё безумие. Над ним мелькала серая, ночная бабочка.
В саду,
в воздухе вытянулись три полосы жёлтого света, и чей-то голос далеко, но внятно сказал...
В темноте ложи он беззвучно опустился к ее
ногам и прижал к губам край ее платья. И царица почувствовала, что он плачет от восторга, стыда и желания. Опустив руку на его курчавую жесткую голову, царица произнесла...
Свистел полицейский,
в темноте блестели медные пуговицы, под
ногами хлюпала грязь, а с крыши неслось...
И точно, один коломенский будочник видел собственными глазами, как показалось из-за одного дома привидение; но, будучи по природе своей несколько бессилен, так что один раз обыкновенный взрослый поросенок, кинувшись из какого-то частного дома, сшиб его с
ног, к величайшему смеху стоявших вокруг извозчиков, с которых он вытребовал за такую издевку по грошу на табак, — итак, будучи бессилен, он не посмел остановить его, а так шел за ним
в темноте до тех пор, пока, наконец, привидение вдруг оглянулось и, остановясь, спросило: «Тебе чего хочется?» — и показало такой кулак, какого и у живых не найдешь.
Вдруг взметнётся дымом некая догадка или намёк, всё собою покроет, всё опустошит, и
в душе, как
в поле зимой, пусто, холодно. Тогда я не смел дотронуться словами до этой мысли, но, хотя она и не вставала предо мной одетая
в слова, — силу её чувствовал я и боялся, как малый ребёнок
темноты. Вскочу на
ноги, затороплюсь домой, соберу снасти свои и пойду быстро да песни пою, чтобы оттолкнуть себя
в сторону от немощного страха своего.
Промозглая
темнота давит меня, сгорает
в ней душа моя, не освещая мне путей, и плавится, тает дорогая сердцу вера
в справедливость, во всеведение божие. Но яркой звездою сверкает предо мной лицо отца Антония, и все мысли, все чувства мои — около него, словно бабочки ночные вокруг огня. С ним беседую, ему творю жалобы, его спрашиваю и вижу во тьме два луча ласковых глаз. Дорогоньки были мне эти три дня: вышел я из ямы — глаза слепнут, голова — как чужая,
ноги дрожат. А братия смеётся...
В темноте он покидал сверху лапти и лег на спину, глядя на перемет над печкой, чуть видневшийся над его головой, и прислушиваясь к тараканам, шуршавшим по стене, ко вздохам, храпенью, чесанью
нога об
ногу и к звукам скотины на дворе.
На секунду встает
в воображении Меркулова колодец, густая
темнота ночи, мелкий дождик, журчанье воды, бегущей из желоба, и шлепанье по грязи чьих-то невидимых
ног. О! Как там теперь холодно, неприятно и жутко… Все тело, все существо Меркулова проникается блаженной животной радостью. Он крепко прижимает локти к телу, съеживается, уходит поглубже головой
в подушку и шепчет самому себе...
Он высоко поднял
ногу, как разбитая лошадь, ступил во двор и, добравшись
в темноте до крыльца, сел на мокрую лестницу и задумался.
После проверки
в присутствии местного начальства вывели партию на берег. Проведя несколько месяцев на море, арестанты впервые чувствовали под
ногами твердую почву. Пароход, на котором они прожили столько времени, покачивался
в темноте и вздыхал среди ночи клубами белого пара.
Становиха сняла со стены большой ключ и повела своих гостей через кухню и сени во двор. На дворе было темно. Накрапывал мелкий дождь. Становиха пошла вперед. Чубиков и Дюковский зашагали за ней по высокой траве, вдыхая
в себя запахи дикой конопли и помоев, всхлипывавших под
ногами. Двор был большой. Скоро кончились помои, и
ноги почувствовали вспаханную землю.
В темноте показались силуэты деревьев, а между деревьями — маленький домик с покривившеюся трубой.
В темноте,
в полузнакомом месте, я скоро потерялся и покорно шел за Талимоном, то и дело попадая
ногами в какие-то ямы. Наконец Талимон остановился и шепнул мне на ухо...
— О многом, — с покойной улыбкой отвечал Искариот. И, заметив, вероятно, как нехорошо действует на других его молчание, чаще стал удаляться от учеников и много времени проводил
в уединенных прогулках или же забирался на плоскую кровлю и там тихонько сидел. И уже несколько раз слегка пугался Фома, наткнувшись неожиданно
в темноте на какую-то серую груду, из которой вдруг высовывались руки и
ноги Иуды и слышался его шутливый голос.
Губернатор взглянул на ряды
ног, уходивших
в темноту, и сдержанным басом, почти шепотом сказал...
Большой старый слон, который
в темноте кажется издали безобразной громадой, дремлет, перекачиваясь на своей площадке с
ноги на
ногу, и то развивает, то свивает гибкий хобот.
На другую ночь, когда Аксенов лег на свою нару и чуть задремал, он услыхал, что кто-то подошел и сел у него
в ногах. Он посмотрел
в темноте и узнал Макара.
Что же это такое? Неужели ночные тени, падающие от деревьев?
Ноги стали подкашиваться от страха у Любочки. Зорче вглядывается она
в темноту широко раскрытыми, вытаращенными глазами… Сердце бьется все сильнее и громче
в груди… Капельки пота выступили на захолодевшем лбу.